Что же, может быть, столь тяжелый и острый жилищный вопрос здесь уже разрешен? Нет, этого сказать нельзя. Конечно, жилищное строительство идет непрерывно. Казарменный быт уже полностью ликвидирован. Построено много новых домов. Но ведь и население города растет непрерывно. Если в 1917 году в Гусь-Хрустальном было около 15 тысяч жителей, то теперь количество их возросло до 65 тысяч, и, понятно, каждой новой семье нужна квартира.
— Клетки не строят теперь потому, что предпочитают строить настоящие домики. Люди получили на это права и средства, — сказали мне в городском исполкоме.
Действительно, Гусь-Хрустальный очень разросся за счет поселков индивидуальных застройщиков. Семьи многих потомственных мастеровых, ютившихся в казармах или в «половинках без кухни», живут теперь в собственных домиках, возле которых есть яблоньки, грядки с редиской и луком, цветничок с георгинами или флоксами…
По приезде в Гусь мне захотелось побывать и в старой школе, где впервые мы сами прочли певучие строки Пушкина:
Шалун уж отморозил пальчик,
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно, —
где открылась нам величайшая истина, что семью семь — сорок девять…
И там, возле школы, увидел я поредевшую аллею старых тополей. Будучи школьниками, мы сажали их осенью 1917 года молоденькими тросточками и обносили треугольной загородочкой из штакетника, чтобы бродячие козы и дурные люди не погубили посадку.
— Дети, — говорил наш учитель, — в России совершилась революция. Начинаются великие перемены. Пусть каждый из вас в ознаменование этого события посадит хотя бы одно молодое деревце.
Сорок с лишним лет прошло с той поры. Быстро растущие тополя поднялись высоко, и уже поредела аллея их, как поредела семья моих сверстников, с которыми вместе сажали мы эти деревья.
Виктор Полторацкий