Дело в том, что в конце тридцатых и в начале сороковых годов внимание к выпуску высокосортной посуды на заводе резко понизилось. Руководители предприятия были озабочены выполнением плана по количеству выпускаемых изделий. Говорили: «Мы гоним вал». Основным видом продукции тогда был граненый чайный стакан, вырабатываемый способом автоматической прессовки. Это казалось проще и прибыльнее, и некоторые думали, что в этом-то и заключается генеральная линия дальнейшего развития завода.
Но потребители отказывались покупать дешевые толстостенные стаканы и аляповато прессованные вазочки. Они требовали посуду пусть подороже, но более высокого качества.
Наконец увлечение грубой дешевкой вело к тому, что даже мастера-алмазчики, вырабатывающие сортовую посуду, тоже гранили какой-нибудь простенький стандартный рисунок, чтобы «выгнать процент по валу», и только на долю таких художников, как Чихачев, Муравьев, Лебедев, Платов, изредка выпадала возможность создавать действительно уникальные вещи.
Несоответствие между тем, что делалось и что можно было здесь делать, бросалось в глаза.
В «образцовой» алмазного цеха, то есть в специальной комнате, где собраны современные изделия из хрусталя, многие вещи просто поражают своим изяществом. Уникальные вазы, призовые спортивные кубки, сервизы всех цветов и оттенков, со вкусом богато украшенные алмазными гранями, сверкают на солнце. Все здесь необыкновенно ярко и празднично.
Но в цехе, где делались эти чудесные вещи, обстановка была совершенно иная: тусклые, серые стены, шишковатый бетонный пол, битое стекло под ногами.
Кое-кто пытался оправдать это безобразие:
— Такое уж производство. Возьмите любой стекольный завод…
Но это неправда! Ведь вот на заводе имени Дзержинского, где делают, кажется, более грубые вещи — оконное и техническое стекло,— в цехах гораздо чище и люди чувствуют себя свободнее, лучше, а значит, и работается там веселее.
На хрустальном заводе кто-то из алмазчиков подсказал мне:
— Обрати внимание на верстаки.
—А что?
— Да как поставлены-то…